Неточные совпадения
Легко ступая и беспрестанно взглядывая на мужа и показывая ему храброе и сочувственное лицо, она
вошла в комнату больного и, неторопливо повернувшись, бесшумно затворила дверь. Неслышными шагами она быстро подошла к одру больного и, зайдя так, чтоб ему не нужно было поворачивать головы, тотчас же взяла
в свою свежую молодую руку остов его огромной руки, пожала ее и с той, только
женщинам свойственною, неоскорбляющею и сочувствующею тихою оживленностью начала говорить с ним.
То она ревновала его к тем грубым
женщинам, с которыми, благодаря своим холостым связям, он так легко мог
войти в сношения; то она ревновала его к светским
женщинам, с которыми он мог встретиться; то она ревновала его к воображаемой девушке, на которой он хотел, разорвав с ней связь, жениться.
Никогда еще не проходило дня
в ссоре. Нынче это было
в первый раз. И это была не ссора. Это было очевидное признание
в совершенном охлаждении. Разве можно было взглянуть на нее так, как он взглянул, когда
входил в комнату за аттестатом? Посмотреть на нее, видеть, что сердце ее разрывается от отчаяния, и пройти молча с этим равнодушно-спокойным лицом? Он не то что охладел к ней, но он ненавидел ее, потому что любил другую
женщину, — это было ясно.
Те же, как всегда, были по ложам какие-то дамы с какими-то офицерами
в задах лож; те же, Бог знает кто, разноцветные
женщины, и мундиры, и сюртуки; та же грязная толпа
в райке, и во всей этой толпе,
в ложах и
в первых рядах, были человек сорок настоящих мужчин и
женщин. И на эти оазисы Вронский тотчас обратил внимание и с ними тотчас же
вошел в сношение.
«Он любит другую
женщину, это еще яснее, — говорила она себе,
входя в свою комнату. — Я хочу любви, а ее нет. Стало быть, всё кончено, — повторила она сказанные ею слова, — и надо кончить».
В Москве он поглядывал иногда на седину, засыпал после обеда, потягивался, шагом, тяжело дыша
входил на лестницу, скучал с молодыми
женщинами, не танцовал на балах.
― Не
вхожу в подробности о том, для чего
женщине нужно видеть любовника.
Минуту спустя
вошла хозяйка,
женщина пожилых лет,
в каком-то спальном чепце, надетом наскоро, с фланелью на шее, одна из тех матушек, небольших помещиц, которые плачутся на неурожаи, убытки и держат голову несколько набок, а между тем набирают понемногу деньжонок
в пестрядевые мешочки, размещенные по ящикам комодов.
Узнавши, где караулилась схваченная
женщина, он явился прямо и
вошел таким молодцом и начальником, что часовой сделал ему честь и вытянулся
в струнку.
Стали даже
входить в комнату; послышался, наконец, зловещий визг: это продиралась вперед сама Амалия Липпевехзель, чтобы произвести распорядок по-свойски и
в сотый раз испугать бедную
женщину ругательским приказанием завтра же очистить квартиру.
— Дебатирован был
в последнее время вопрос: имеет ли право член коммуны
входить к другому члену
в комнату, к мужчине или
женщине, во всякое время… ну, и решено, что имеет…
Тетушка Анны Сергеевны, княжна Х……я, худенькая и маленькая
женщина с сжатым
в кулачок лицом и неподвижными злыми глазами под седою накладкой,
вошла и, едва поклонившись гостям, опустилась
в широкое бархатное кресло, на которое никто, кроме ее, не имел права садиться. Катя поставила ей скамейку под ноги: старуха не поблагодарила ее, даже не взглянула на нее, только пошевелила руками под желтою шалью, покрывавшею почти все ее тщедушное тело. Княжна любила желтый цвет: у ней и на чепце были ярко-желтые ленты.
«Вот об этих русских
женщинах Некрасов забыл написать. И никто не написал, как значительна их роль
в деле воспитания русской души, а может быть, они прививали народолюбие больше, чем книги людей, воспитанных ими, и более здоровое, — задумался он. — «Коня на скаку остановит,
в горящую избу
войдет», — это красиво, но полезнее
войти в будничную жизнь вот так глубоко, как
входят эти, простые, самоотверженно очищающие жизнь от пыли, сора».
Пошли.
В столовой Туробоев жестом фокусника снял со стола бутылку вина, но Спивак взяла ее из руки Туробоева и поставила на пол. Клима внезапно ожег злой вопрос: почему жизнь швыряет ему под ноги таких
женщин, как продажная Маргарита или Нехаева? Он
вошел в комнату брата последним и через несколько минут прервал спокойную беседу Кутузова и Туробоева, торопливо говоря то, что ему давно хотелось сказать...
Он так и определял: вкус, ибо находил, что после Лидии
в его отношение к
женщине вошло что-то горькое, едкое.
Она стояла пред ним
в дорогом платье, такая пышная, мощная, стояла, чуть наклонив лицо, и хорошие глаза ее смотрели строго, пытливо. Клим не успел ответить,
в прихожей раздался голос Лютова. Алина обернулась туда,
вошел Лютов, ведя за руку маленькую
женщину с гладкими волосами рыжего цвета.
Вошли двое: один широкоплечий, лохматый, с курчавой бородой и застывшей
в ней неопределенной улыбкой, не то пьяной, не то насмешливой. У печки остановился, греясь, кто-то высокий, с черными усами и острой бородой. Бесшумно явилась молодая
женщина в платочке, надвинутом до бровей. Потом один за другим пришло еще человека четыре, они столпились у печи, не подходя к столу,
в сумраке трудно было различить их. Все молчали, постукивая и шаркая ногами по кирпичному полу, только улыбающийся человек сказал кому-то...
Он размышлял еще о многом, стараясь подавить неприятное, кисловатое ощущение неудачи, неумелости, и чувствовал себя охмелевшим не столько от вина, как от
женщины. Идя коридором своего отеля, он заглянул
в комнату дежурной горничной, комната была пуста, значит — девушка не спит еще. Он позвонил, и, когда горничная
вошла, он, положив руки на плечи ее, спросил, улыбаясь...
В коридоре зашумели, дверь открылась,
вошла с Дуняшей большая
женщина в черном и, остановясь против солнца, сказала Дуняше густо и сочно...
Вдруг сзади его скрипнула дверь, и
в комнату
вошла та самая
женщина, которую он видел с голой шеей и локтями.
В разговоре она не мечтает и не умничает: у ней, кажется, проведена
в голове строгая черта, за которую ум не переходил никогда. По всему видно было, что чувство, всякая симпатия, не исключая и любви,
входят или
входили в ее жизнь наравне с прочими элементами, тогда как у других
женщин сразу увидишь, что любовь, если не на деле, то на словах, участвует во всех вопросах жизни и что все остальное
входит стороной, настолько, насколько остается простора от любви.
Но был ли это авторитет любви — вот вопрос?
Входило ли
в этот авторитет сколько-нибудь ее обаятельного обмана, того лестного ослепления,
в котором
женщина готова жестоко ошибиться и быть счастлива ошибкой?..
Лишь только он
вошел в длинную аллею, он видел, как с одной скамьи встала и пошла к нему навстречу
женщина под вуалью.
Он уж не видел, что делается на сцене, какие там выходят рыцари и
женщины; оркестр гремит, а он и не слышит. Он озирается по сторонам и считает, сколько знакомых
в театре: вон тут, там — везде сидят, все спрашивают: «Что это за господин
входил к Ольге
в ложу?..» — «Какой-то Обломов!» — говорят все.
Она как-нибудь угадала или уследила перспективу впечатлений, борьбу чувств, и предузнает ход и, может быть, драму страсти, и понимает, как глубоко
входит эта драма
в жизнь
женщины.
Но бабушка, насупясь, сидела и не глядела, как
вошел Райский, как они обнимались с Титом Никонычем, как жеманно кланялась Полина Карповна, сорокапятилетняя разряженная
женщина,
в кисейном платье, с весьма открытой шеей, с плохо застегнутыми на груди крючками, с тонким кружевным носовым платком и с веером, которым она играла, то складывала, то кокетливо обмахивалась, хотя уже не было жарко.
— Да потому, что это тоже
входит в натуру художника: она не чуждается ничего человеческого: nihil humanum… [ничто человеческое… (лат.)] и так далее! Кто вино, кто
женщин, кто карты, а художники взяли себе все.
Проснувшись
в то утро и одеваясь у себя наверху
в каморке, я почувствовал, что у меня забилось сердце, и хоть я плевался, но,
входя в дом князя, я снова почувствовал то же волнение:
в это утро должна была прибыть сюда та особа,
женщина, от прибытия которой я ждал разъяснения всего, что меня мучило!
Квартира Шустовой была во втором этаже. Нехлюдов по указанию дворника попал на черный ход и по прямой и крутой лестнице
вошел прямо
в жаркую, густо пахнувшую едой кухню. Пожилая
женщина, с засученными рукавами,
в фартуке и
в очках, стояла у плиты и что-то мешала
в дымящейся кастрюле.
По коридору послышались шаги
в шлепающих котах, загремел замок, и
вошли два арестанта-парашечники
в куртках и коротких, много выше щиколок, серых штанах и, с серьезными, сердитыми лицами подняв на водонос вонючую кадку, понесли ее вон из камеры.
Женщины вышли
в коридор к кранам умываться. У кранов произошла ссора рыжей с
женщиной, вышедшей из другой, соседней камеры. Опять ругательства, крики, жалобы…
Вслед за
женщинами вошли в серых халатах пересыльные, отсиживающие и ссылаемые по приговорам обществ, и, громко откашливаясь, стали тесной толпой налево и
в середине церкви.
Войдя теперь
в сени полуэтапа, где стояла огромная вонючая кадка, так называемая «параха», первое, что увидал Нехлюдов, была
женщина, сидевшая на краю кадки. Напротив нее — мужчина со сдвинутой на бок на бритой голове блинообразной шапкой. Они о чем-то разговаривали. Арестант, увидав Нехлюдова, подмигнул глазом и проговорил...
За ним
вошла немолодая
женщина, также одетая
в арестантский халат.
Тотчас же дверь за решеткой отворилась, и
вошли в шапках два жандарма с оголенными саблями, а за ними сначала один подсудимый, рыжий мужчина с веснушками, и две
женщины.
Вслед за ним
вошла в коридор
женщина с измученным лицом и вьющимися седыми волосами, одетая
в кофту с рукавами, обшитыми галунами, и подпоясанную поясом с синим кантом.
—
В чужой монастырь со своим уставом не ходят, — заметил он. — Всех здесь
в скиту двадцать пять святых спасаются, друг на друга смотрят и капусту едят. И ни одной-то
женщины в эти врата не
войдет, вот что особенно замечательно. И это ведь действительно так. Только как же я слышал, что старец дам принимает? — обратился он вдруг к монашку.
Голову Григория обмыли водой с уксусом, и от воды он совсем уже опамятовался и тотчас спросил: «Убит аль нет барин?» Обе
женщины и Фома пошли тогда к барину и,
войдя в сад, увидали на этот раз, что не только окно, но и дверь из дома
в сад стояла настежь отпертою, тогда как барин накрепко запирался сам с вечера каждую ночь вот уже всю неделю и даже Григорию ни под каким видом не позволял стучать к себе.
Когда Алеша
вошел в переднюю и попросил о себе доложить отворившей ему горничной,
в зале, очевидно, уже знали о его прибытии (может быть, заметили его из окна), но только Алеша вдруг услышал какой-то шум, послышались чьи-то бегущие женские шаги, шумящие платья: может быть, выбежали две или три
женщины.
Пропустив нас,
женщина тоже
вошла в юрту, села на корточки у огня и закурила трубку, а дети остались на улице и принялись укладывать рыбу
в амбар.
Семья старовера состояла из его жены и 2 маленьких ребятишек.
Женщина была одета
в белую кофточку и пестрый сарафан, стянутый выше талии и поддерживаемый на плечах узкими проймами, располагавшимися на спине крестообразно. На голове у нее был надет платок, завязанный как кокошник. Когда мы
вошли, она поклонилась
в пояс низко, по-старинному.
— Милое дитя мое, — сказала Жюли,
вошедши в комнату Верочки: — ваша мать очень дурная
женщина. Но чтобы мне знать, как говорить с вами, прошу вас, расскажите, как и зачем вы были вчера
в театре? Я уже знаю все это от мужа, но из вашего рассказа я узнаю ваш характер. Не опасайтесь меня. — Выслушавши Верочку, она сказала: — Да, с вами можно говорить, вы имеете характер, — и
в самых осторожных, деликатных выражениях рассказала ей о вчерашнем пари; на это Верочка отвечала рассказом о предложении кататься.
Здесь жили
женщины, совершенно потерявшие образ человеческий, и их «коты», скрывавшиеся от полиции, такие, которым даже рискованно было
входить в ночлежные дома Хитровки.
Помню я, что заходил туда по какому-то газетному делу. Когда я спустился обратно по лестнице, то увидел на крыльце пожилую
женщину. Она
вошла в контору смотрителя и вскоре вернулась.
От дверей хлынула волна, кто-то строго крикнул, и, наконец,
вошли молодые: наборщик-каторжный, лет 25,
в пиджаке, с накрахмаленными воротничками, загнутыми на углах, и
в белом галстуке, и женщина-каторжная, года на 3–4 старше,
в синем платье с белыми кружевами и с цветком на голове.
Женщины видели, что Максим тоже замечает все это, но это
входит в какие-то планы старика.
Несколько дней он был как-то кротко задумчив, и на лице его появлялось выражение тревоги всякий раз, когда мимо комнаты проходил Максим.
Женщины заметили это и просили Максима держаться подальше. Но однажды Петр сам попросил позвать его и оставить их вдвоем.
Войдя в комнату, Максим взял его за руку и ласково погладил ее.
Нежная улыбка безмятежного удовольствия, незлобием рождаемого, изрыла ланиты его ямками,
в женщинах столь прельщающими; взоры его, когда я
вошел в ту комнату, где он сидел, были устремлены на двух его сыновей.
Поэтому,
входя в сношение с богачом, всякий старается как можно более участвовать
в его выгодах; заводя же сношения с
женщиной, имеющей деньги, прямо уже хлопочут о том, чтобы завладеть ее достоянием.
Помню только, что,
войдя в первую залу, император вдруг остановился пред портретом императрицы Екатерины, долго смотрел на него
в задумчивости и наконец произнес: «Это была великая
женщина!» — и прошел мимо.
Дарья Алексеевна даже
в гнев
вошла. Это была
женщина добрая и весьма впечатлительная.